А. В. Шелов

Исторический очерк крепости Кронштадт
 

ГЛАВА IX.

Значение Котлина для наступательных движений наших войск. Постройка первой гавани и других укреплений. Вооружение крепости. Назначение комендантов.

      В  1709 году вся деятельность русских войск сосредоточилась на юге. Царю было не до Котлина. Зато, в день Полтавской битвы Он писал адмиралу Апраксину: «ныне уже совершенный камень в основании Петербургу положен» ¹⁾, что ясно указывает на неуверенность Государя до этого сражения в прочном обладании Ингриею. Эту мысль Он, конечно, никому не высказывал, чтобы не лишить сотрудников бодрости духа в исполнении всех Его предначертаний, но это ясно выразилось в том, что после Полтавской битвы устройство Котлина пошло гигантскими шагами по широкой программе. Пётр Великий мог теперь обратить всё своё внимание на Балтийское море. Сейчас же началось наше наступательное движение по обоим берегам Финского залива, и крепости пришлось играть роль опорного пункта действующей армии.
      Лишь только была решена, в начале 1710 года, осада Выборга, по зимнему пути на Котлин начали подвозить провиант и стягивать войска. В начале марта один только провиант уложили на 2609 подводах, розданных в шестнадцать полков, кроме того везли с собой осадную артиллерию.
      12-го марта адмирал Апраксин с отрядом двинулся по льду к Выборгу ²⁾. Государь, зная, что у Апраксина мало орудий и провианта, 29-го апреля пришёл с эскадрой на Котлин, послал два судна на разведки, и 6-го мая, несмотря на все опасности, вышли гребная эскадра и суда с провиантом, которыми управляли люди гарнизонных полков, и пришли под Выборг раньше шведского флота, чем решили исход осады ³⁾. Неприятельский флот не замедлил явиться у Выборгского залива, но не застал уже нашей эскадры. Опасались погони и появления его у Кроншлота, поэтому Толбухину было приказано на Александровской крепости, и в других местах, приготовить все пушки, так как по слухам появилось тринадцать шведских кораблей ⁴⁾. Однако, все приготовления оказались напрасны, неприятель не показался.
      1710 год замечателен ещё взятием двух важных пунктов: Риги и Динамюнда. Эти приобретения значительно увеличили базу нашего флота, стеснив неприятеля в набегах потерею лучших станций. В то же время, русский флот должен был оберегать приобретённые порты, для чего ему приходилось покидать Кроншлот, предоставляя последний своим собственным силам.
      В течение следующих лет гарнизонные полки хотя и не несли полевой походной службы, зато постоянно ходили в море на бригантинах и шлюпках, перевозя то к Выборгу, то к Гельсингфорсу фураж и провиант, требовалось же его немало: так например, весною 1712 года заготовлено 63000 четвертей овса и 1115000 пудов сена ⁵⁾, а в поле адмирал Апраксин приказал поставить на Котлин 15000 четвертей муки ⁶⁾.
      Транспортировки эти сопряжены были с опасностью, так как шведские корабли появлялись даже в виду Кроншлота; когда же местоприбывание неприятеля было нам неизвестно, то посылались на разведки шлюпки от тех же гарнизонных полков; так в 1712 году был послан сын полковника, поручик Филипп Толбухин, нашедший неприятеля у Берёзовых островов ⁷⁾. Ввиду близкого соседства неприятельских кораблей, Государь отдал приказ, «полковнику и коменданту Толбухину пять или шесть лодок нагрузить овсом и отправить к Выборгу, а полковник и комендант Островский отправить то же число лодок с капитаном». при нападении сильнейшего неприятеля предписывалось лодки утопить, а самим спасаться сухим путём ⁸⁾. Первые слова этого приказа нам важны как указание, что оба полковника были комендантами, один Кроншлота, вместо произведённого Трейдена, а другой крепости Св. Александра, о чём мы будем говорить ниже. Далее, приказ не только предвидел опасность, но и рекомендовал средство к спасению, лишь бы лодки не достались в руки неприятеля. Этиа транспортировка была возможна только при условии полного отсутствия гребного флота у шведов, при крайнем невнимании к несению разведочной службы их кораблей, имевших много случаев истребить эти транспорты, но всегда пропускавших их. Итак, всё время, пока театром военных действий был Финский залив, полки занимались летом исключительно доставкой, как боевых, так и жизненных припасов в действующую армию, а крепость служила как бы складом.
      Сам Государь в эти годы весною являлся на остров, и отправлялся с передовыми судами, и даже командовал авангардной эскадрой в чине шаутбенахта (контр-адмирала), как было перед взятием Гельсингфорса.
      Осадный корпус обыкновенно прибывал на судах к Котлину, отдыхал здесь и затем, в удобный момент, плыл по назначению, оставляя в крепости свои обозы и больных. Вследствие этого через Котлин проходили все полки действующей армии. Так, в 1713 году мы находим, что оставлено было от десяти полевых и двух гарнизонных полков 913 человек при одном полковнике и пяти офицерах, из них около 500 человек было нестроевых. Такая команда, конечно, не могла представлять из себя гарнизон, но, так как флот был впереди, то и не опасались непосредственного нападения шведов на крепость.
      Утвердившись прочно на берегах Балтики, Пётр Великий должен был подумать о гавани для возраставшего флота, зимовка которого в Петербурге представляла уже большие затруднения. Каждую осень корабли должны были оставлять на Котлине каменный балласт. и уже облегчёнными входить в Петербургскую гавань. Самый проход их обусловливался высокою водою, причём, нередко случалось, что корабли протаскивались через вехи поочереди, соединёнными усилиями команд нескольких судов ⁹⁾. Ввиду всего сказанного, 2-го ноября 1709 года приказано было на Котлине строить пристань и магазины ¹⁰⁾. Для истории крепости эти постройки важны потому, что в них принимали участиевсе силы гарнизона в течение целых десяти лет. Гавань впоследствии представляла собою грозное укрепление, вооружённое сотней орудий. Зимою пленные шведы занимались собиранием камней для постройки пристани, которая оборудована в 1710 году, но мало выведена в море, почему летом обмелела. Осенью было сильное наводнение, так Государь послал генерала Брюса на Котлин осмотреть разрушенные наводнением батареи, а также решить вопрос о перестройке пристани по чертежам капитана Лейна, который, скажем кстати, до самой смерти играл первенствующую роль при всех постройках в Кронштадте. Брюс нашё, что большую батарею мало попортило, а малая батарея совсем разорена; у Кроншлота половину быков вымыло. Он распределил работы следующим образом: быки велел построить полковнику Островскому, батарейные работы поручил полковнику Толбухину, починка же крепости Св. Александра отложена до лета, так как на ней были только дерновые работы. Пристань решили удлинить до глубины девяти фут; для этого прибавили «впрямь 70 сажен, да взаворот кривизны 30 сажен». Это описание и размеры сооружения ясно показывают, что положено быоо начало гавани. Не даром по поводу её Меншиков писал Государю, «что пристань в прошлом году обмелела и потому вывод кораблей был труден, а теперь, как сделаем, то не только торговым судам, но и кораблям воинским приставать можно будет». На пристани сделана была батарея, и на ней поставлено 12 пушек и две шмаговицы ¹¹⁾. Проект и работы этой гавани поручили капитану Лейну под наблюдением адмирала Апраксина и вице-адмирала Крюйса.
      Постройка производилась нарядом рабочих от губерний, для чего в январе 1712 г. был издан указ Сената, чтобы «для строения на Котлине фортеции и жилья положить на все губернии ныне 3000 человек, чтобы губернаторы держали по два безсменных надзирателя и работу начали в это лето». Рабочих велено было выслать в марте, и дать им денег на целый год, зимою же полагалось держать половину ¹²⁾. Число людей от каждой губернии назначили согласно величине насселения.
      Несмотря на предписание губернаторам, рабочие высылались неаккуратно, и весь гарнизон, не исключая и артиллеристов, был занят этой работой. «Для Бога прошу», пишет граф Апраксин, «послать указы о недосланных работниках для перестроения гавани», так как выслали,¹³⁾ вместо назначенных трёх тысяч, всего 1840, да денег не дослано 13194 рубля. С своей стороны, вице-адмирал Крюйс писал Апраксину, «что он обещал гавань сделать, но Государь обещал дать 2000 рабочих, а их больше 1200 и не было, а многие из посохи (крестьян) и арестантов умирают и их не заменяют. Ежели у меня к 25-му числу будет 2000, то буду работать, если нет, то брошу и буду знать только своё адмиральство» ¹⁴⁾. К работам привлечены были также арестанты; «140 человек невольников здесь на работах», пишет Крюйс, «уже два месяца соли не получали, без одежи и обуви, если им к осени не дадут, то помрут». Так обрисовывал сам начальник положение своих рабочих!
      Чертёж всей гаванибыл следующий: стенка её начиналась западным откосом нынешнего Усть-канала, направляясь от берега к юго-западу на протяжении 240 сажен, и затем под тупым углом склонялась к югу; дойдя до нынешней линии Средней гаавани, она продолжалась по ней на протяжении около 40 сажен, и затем под тупым углом напрвлялась к востоку на протяжении 150 сажен (лист № 2). Остальное пустое пространство заводилось боном. Посреди гавани, на отмели, предполагали построить 4 корабельных амбара ¹⁵⁾.
      Летом. при отсутствии нашего флота, гавань служила приютом торговым судам, а зимою в ней помещалось около 40 военных судов. Постройку её кончили только в 1714 году, когда она оказалась мала, и уже был готов проект большой гавани, почти такого же очертания, как и ныне существующая. На первой гавани было вооружение, число которого неизвестно, но во всяком случае, она представляла сильное укрепление, защищавшее вместе с Кроншлотом проход по южному фарватеру. Постройка этой гавани, во всяком случае, было делом особой важности, так как это было первое в России гидротехническое сооружение, до той поры совершенно неизвестное русским людям, и в то же время русский военный порт на Балтийском море.
      С 1712 года, в районе нынешнего города, началась усиленная постройка казарм для сухопутных и морских команд. Производилась она людьим гарнизона, которые в течение зимы на Дудоровой стороне заготовляли лес, рубили срубы и в том виде доставляли на остров. Вице-адмирал Крюйс не упускал случая и тут пожаловаться на сухопутных командиров; «по ныне ещё ни одного бревна казарм на берег не привезено», писал он, «о чём я добрыми словами Толбухина и Островского просил, токмо могут свои деревни по обеим сторонам строить и купечество через солдат держать» ¹⁶⁾. Но рядом мы видим, что и адмиралтейство относилось не лучше; полковник Островский, осмотревший лошадей, присланных от адмиралтейства, донёс: «оне насилу ходят, не только работы, но корму себе не привезут. Отчего работа по привозке казарм зело худа, а оныя к зиме зело надобны». В хороших помещениях действительно был большой недостаток, так как больных из гарнизона и рабочих было 500 чел. ¹⁷⁾. В это время на Котлине требовалось так много лесного материала, что был издан указ: отписать на Государя лес у частных лиц в Петербурге, с тем, что адмиралтейство возвратит его впоследствии. Вероятно, это было вызвано пректом новой гавани, на которую понадобилось громадное количество леса. К этому времени относится возникновение городских строений в виде каменных домов, строившихся теми же рабочими, что и гавань.
      Для прикрытия гавани и дорогих каменных построек с сухого пути возникло центральное укрепление, в виде «шанца кругом новопостроенных каменных палат», который служил зачатком центральной крепости. «Я с капитаном Лейном рассудил», пишет Крюйс графу Апраксину, «что шанц не может быть меньше как чертёж, разве Государев погреб снять. На эту крепость можно поставить 40-48 пушек: около может быть ров. Впрочем, как надлежит утвердить, с Божию помощию от 10000 неприятеля можно отпор чинить» ¹⁸⁾. В следующем году укрепление вооружили, что видно из приказания капитану Шхельтингу, заменявшему вице-адмирала Крюйса: «выслать от адмиралтейства 16 пушкарей да констапеля к полковнику Бисцу, на батареи вокруг новаго шанца», где были уже собраны пушкари от сухопутных ведомств ¹⁹⁾. Можно положительно сказать, что это не относилось к крепости Св. Александра, так как ею ведал Толбухин; погреб же Государя мог быть только при доме, расположенном около нынешнего Петровского парка. Остаётся предположить, что это было нечто в роде центрального укрепления, логически необходимого в этот период, так как крепость и возникавший город могли подвергнуться нечаянному нападению.
      Сделав обзор постройкам в эти годы, перейдём к вооружению. В 1712 году «в Кроншлоте было 72 пушки, 3 мортиры и одна гаубица»; эта записка графа Апраксина Государю неясно говорит, было ли это число именно на форте или во всей крепости, но она важна по заметкам Петра Великого, выражавшим Его заботливость о нашей крепости. Пороху числилось 600 пудов для пушек, по 50 зарядов на каждую. На этом донесении графа Апраксина Государь сделал рассчёт о необходимом количестве пороха. Он положил по 300 зарядов на каждую пушку, а к мортирам и гаубицам по 100 зарядов, исходя из этого вычислил, что надо будет 3344 пуда пороха ²⁰⁾. Эти вычисления Государя, как увидим дальше, послужили базой для всех последующих расчётов. Относительно вооружения в следуюем году есть подробная ведомость сколько и каких пушек было на Кроншлоте и по батареям, а именно:
 

	24-х фунтовых пушек	44
	18	19
	12	15
	6	50
	3	31
	Итого	--------------------   159 21)

 
      Это число, однако, не полное: надо предполагать, что были мортиры и гаубицы, почему то не вошедшие в ведомость. Здесь уже начал выясняться основной калибр, которым были 24-х фунтовые пушки, ставившиеся на более важных пунктах: вообще же, за шесть лет число орудий удвоилось, хотя в эти годы опасность для крепости была не велика, но Пётр Великий твёрдо проводил свою идею – создать на Котлине сильную фортецию.
      Постоянное увеличение числа укреплений и их вооружения требовало значительного количества орудий, а следовательно и лафетов, называвшихся в то время общим именем станков; для перевозки они были громоздки, а потому в 1713 году уже приготовляли на Котлин 72 станка, из них 30 окованных ²²⁾, часть которых отправили на Кроншлот. Работа эта производилась под наблюдением артиллерийских офицеров и фейерверкеров, как и в позднейшие годы.
      Слабой стороной артиллерии оставался порх, о недоброкачественности которого часто напоминал вице-адмирал Крюйс. Так и в этом году он писал Апраксину, прося его переделать старый порх, указывая на все преимущества нового ²³⁾, но всё ещё долго продолжались сетования на плохой порох.
      Что касается личного состава, то эти годы богаты реформами. В 1710 году в крепости Св. Александра имелась уже своя артиллерийская команда. ввиду появления неприятеля, вице-адмирал Крюйс приказал полковнику Толбухину «прислать из своей команды 150 человек добрых солдат с офицеры да третью долю пушкарей из крепости, на батарею Св. Яна без всякого мотчания» ²⁴⁾. Величина этой команды неизвестна, но судя по вооружению, она была от 80 до 100 человек, что и подтверждается просмотров послужных списков, где встречаются люди, бывшие в разных званиях, как то: капралы, бомбардиры и т. д., вероятно, это была целая компания артиллеристов. Им, конечно, приходилось много работать при транспортировках и хранении боевых припасов для проходящих полков. Подчинялась эта команда полковнику Толбухину. Форма артиллеристов в гарнизонах была одинакова с полковыми, а именно: суконные кафтаны зелёного цвета с красными обшлагами ²⁵⁾.
      К этому времени относится назначение Толбухина комендантом Кроншлота вместо полковника Трейдена, получившего другое назначение, а также учреждение особого коменданта крепости Св. Александра, которым был полковник Островский, о чём свидетельствовала надгробная плита, лежавшая на его могиле вблизи Александр-Шанца. Вероятно, большое скопление сухопутных войск, перед отправлением в экспедиции, вызвало назначение особого коменданта всего острова Котлина. Первым был назначен бригадир Порошин, которому впоследствии подчинялись коменданты Кроншлота и крепости Св. Александра. Таким образом, на самом острове утвердилась власть сухопутного коменданта, сносившегося непосредственно с Военной Коллегией и другими учреждениями.
      Организация наших пехотных войск оканчивалась, оставалось всё закрепить законодательным порядком, что и было выполнено утверждением штатов пехотных гарнизонных полков в 1711 г. (приложение № 3). Каждый полк состоял из двух батальонов 4-х ротного состава; в штабе полка числилось: три штаб-офицера, три обер-офицера и четыре чиновника; в ротах 48 обер-офицеров, 1216 строевых и 62 нестроевых нижних чина; каждая рота имела знамя. Вооружение людей состояло из ружей, шпаг и около 10% копий ²⁶⁾. Итак, полк имел уже определённое число людей, получал установленное жалованье и довольствие.
      Скажем кстати несколько слов о содержании офицеров того времени. В списках 1712 года, присылавшихся время от времени в Военную Коллегию, вероятно, для контроля, значится: полковнику Толбухину 22 рубля, капитану 7 рублей, поручику 4 рубля и прапорщику 3 рубля в месяц ²⁷⁾. Жалование исчислялось и выдавалось по третям, но далеко не всегда аккуратно. Сохранилась большая переписка по поводу того, что жалование не выдано за две трети целому полку, а также много и единичных жалоб на неполучение денег. Очевидно, это происходило по недостатку денег у правительства, так как жалобы шли официальным путём и доходили до Военной Коллегии. В действительности все полки были в половинном составе против штатов, несмотря на старание пополнить их ²⁸⁾ (прил. № 3). Вскоре утвердили величину состава пехотного гарнизона на Котлине; он состоял из полков Толбухина, Островского и Молчанова ²⁹⁾, т. е. трёх бывших с основания Кроншлота. Таким образом, состав гарнизона по штату считался около четырёх тысяч, фактически же едва доходил до 2500 человек. В следующем году утверждены штаты артиллерийских гарнизонных команд во всех крепостях, исключая Кроншлота (т. е. будущего Кронштадта), который по-прежнему имел нештатную команду, около роты величиною. Объяснение этого явления мы увидим позже.
      Победа при Гангуте, и вообще действия нашего флота и армии в 1714 году имели большое влияние на ход войны. Завоевание Финляндии, и высадка на шведские берега распространила ужас по всей Швеции. Молва разнесла весть об успехах России, и охладевшие союзники начали снова заискивать расположения Государя. Недаром, когда наш флот возвратился к Кроншлоту со взятыми шведскими судами, то, кроме положенного орудийного салюта флагам, «ещё дважды для виктории с крепости стреляли», на что с командирского корабля ответили сперва из 23-х, а потом из всех пушек ³⁰⁾. Кроме того, пленная шведская эскадра, в сопровождениишести наших галер, пошла в Петербург, где была устроена нашему флоту торжественная встреча.
      После победы при гангуте, шведский флот потерял для нас то грозное значение, которое он имел в начале войны: театр войны перенёсся далеко за наши границы, и для Котлина настало время сделаться не только военным, но и торговым портом, и Государь имел возможность и время приступить к перестройке Кроншлота, и перестройке гавани более обширной, чем первая. По-видимому, в этот год был пересмотрен план обороны Котлина, и составлен новый проект Кроншлота и гавани со всем её вооружением, а также морских сооружений, частию выполненных впоследствии.